Жизнь германских племен. Древние германцы: история, германские племена, области расселения, быт и верования
05.02.2015
Сталин, Черчилль и Рузвельт в Ялте договорились о принципах «нового мира»
Уинстон Черчилль, Франклин Рузвельт и Иосиф Виссарионович Сталин
4 февраля 1945 в Ялте состоялось заседание глав стран антигитлеровской коалиции. Сталин, Черчилль и Рузвельт договорились о принципах «нового мира», сохранявшихся до развала СССР.
После успешной высадки англо-американского десанта в Нормандии в июне 1944 года для союзников по антигитлеровской коалиции стала очевидна необходимость проведения трехсторонней конференции на высшем уровне, чтобы зафиксировать итоги войны и определить контуры послевоенного мироустройства. Рузвельт и Черчилль предлагали провести ее на Мальте, принадлежавшей Великобритании. Но Сталин, очень трепетно относившийся к своей безопасности, категорически отказался туда ехать. Он настоял, чтобы конференция проходила на советской территории, в недавно освобожденном от немцев Крыму.
У каждого из союзников были свои цели. СССР хотел, чтобы послевоенное устройство Европы твердо гарантировало его безопасность, поэтому настаивал на создании в Центральной и Восточной Европе буферной зоны из нейтральных или дружественных ему государств. США не особенно интересовались будущим Европы. Американцам была нужна скорейшая победа над Японией, к войне с которой они стремились привлечь Советский Союз. В свою очередь, Великобритания пыталась сохранить свои международные позиции. Ее беспокоило растущее усиление советского влияния в Европе, особенно в Польше.
Польша, 1943 год
Именно будущее Польши стало самой трудной темой переговоров в Ялте, проходивших с 4 по 11 февраля 1945 года. Сталин настаивал, чтобы в освобожденной Красной армией стране власть перешла к просоветскому польскому комитету национального освобождения («Люблинскому комитету»), а Черчилль требовал признания полномочий правительства Польши в изгнании, которое с 1939 года находилось в Лондоне. Рузвельту этот спор казался малозначимым, в частных разговорах он называл Польшу «вечной мигренью Европы». В польском вопросе он поддержал Сталина, англичанам пришлось уступить и согласиться на советский вариант послевоенного устройства страны. Советский лидер обосновывал свою жесткую позицию тем, что для СССР было стратегически важным иметь дружественную Польшу, которая испокон веков служила плацдармом для нападения на Россию с запада.
Отдельно решалась проблема с границами восстановленного Польского государства. Как известно, после нападения Германии на Польшу в сентябре 1939 года Советский Союз в соответствии с пактом Молотова-Риббентропа занял ее восточные территории, населенные преимущественно украинцами и белорусами. Естественно, отдавать обратно полякам эти земли Сталин не собирался. Восточную границу страны союзники договорились провести приблизительно по «линии Керзона», предложенной англичанами еще в 1919 году, «с небольшими отступлениями от нее в некоторых районах в пользу Польши». В качестве своеобразной компенсации за утрату Западной Украины и Западной Белоруссии Сталин предложил отдать Польше германские территории к востоку от Одера и Нейсе, а также Силезию, Померанию и значительную часть Восточной Пруссии. Как вспоминал много лет спустя польский дипломат Ян Карский, «границу на Одере-Нейсе мы получили только по милости Сталина. Он не уступал и настаивал: полякам это полагается… Черчилль и Рузвельт протестовали: "Это просто абсурд — давать Польше границу на Нейсе!" Черчилль кричал: "Я не собираюсь кормить этого польского гуся, он подавится этими территориями!" А Сталин повторял: "Полякам это полагается, они страдали, они сражались"».
Ялтинская конференция
Что касается Германии, то стороны сравнительно быстро договорились о ее разделе на оккупационные зоны. Для баланса сил в послевоенной Европе отдельную зону выделили и недавно освобожденной от гитлеровских войск Франции. Хотя союзники не стремились к расчленению Германии, именно их решение об оккупационных зонах предопределило последующее разделение страны на ФРГ и ГДР. Столь же легко в Ялте решили судьбу балканских стран. Греция осталась в зоне влияния Великобритании, а освобожденные Красной армией Югославия, Румыния и Болгария вошли в сферу интересов Советского Союза.
Помимо передела границ и сфер влияния, важный результат конференции - решение о создании Организации Объединенных Наций, призванной заменить не оправдавшую ожиданий Лигу Наций. Именно ООН предстояло формировать послевоенный миропорядок, гарантом которого выступят державы-победительницы, а также Франция и Китай. Любопытно, что Сталин предложил включить в ООН, помимо СССР, все его союзные республики. Когда эта идея не нашла понимания ни у Черчилля, ни у Рузвельта, он оставил только три - Украину, Белоруссию и Литву. Впрочем, в ходе дальнейшего обсуждения ему удалось продавить этот статус только для УССР и БССР.
Ялтинская конференция в целом успешно справилась со своими задачами. Особенно доволен ее итогами был Сталин - он получил почти все, чего хотел. Решающую роль в этом сыграла поддержка американского президента. Впоследствии, когда между бывшими союзниками разразилась холодная война, многие американские политики упрекали уже покойного Рузвельта в мягкотелости. Но, как справедливо замечает французский историк Марк Ферро, «в январе 1945 года… с одной стороны, русские находились в 150 километрах от Берлина, с другой стороны, немецкое наступление на Арденны - "последний брошенный Гитлером жребий" - угрожал свести на нет успех союзнической высадки. Сталин оказался в сильной позиции. Об этом ни слова не говорили впоследствии те, кто упрекал Рузвельта в сделанных им в Ялте уступках».
После окончания холодной войны в мире возникла тенденция к пересмотру результатов Ялтинской конференции. Резко отрицательно оценивали ее значение и итоги государства Восточной Европы, которые после Второй мировой войны либо попали в сферу влияния Советского Союза, либо, как, например, страны Балтии, вообще утратили независимость. Хотя все восточноевропейцы были освобождены от гитлеровской оккупации Красной армией, соглашения в Ялте они теперь ставят в один ряд с мюнхенским сговором 1938 года и пактом Молотова-Риббентропа 1939 года. Более того, после интеграции в евроатлантические структуры они стремятся навязать свою оценку итогов войны западному общественному мнению. И достигли в этом определенных успехов: 7 мая 2005 года во время выступления в Риге тогдашний президент США Джордж Буш назвал ялтинские соглашения «одной из величайших несправедливостей истории». Ранее, в ноябре 2002 года, в Вильнюсе он объявил, что «не будет больше ни одного Мюнхена и ни одной Ялты».
Джордж Буш-мл. выступает в Риге, май 2005 года
Как бы то ни было, ялтинско-потсдамская система оказалась жизнеспособнее и устойчивее версальско-вашингтонской, которую она заменила. Практически в неизменном виде эта система просуществовала почти полвека - до распада СССР и окончания холодной войны. Но с 1991 года процесс ее эрозии только нарастал. Распад Югославии, провозглашение независимости Косово, Абхазии и Южной Осетии, присоединение Россией Крыма - все это нанесло серьезный удар по системе международных отношений, сложившихся на основе решений Ялтинской конференции.
Кризис ялтинского мира очевиден для всех. За минувшие десятилетия в мировые лидеры выдвинулись проигравшие во Второй мировой войне Германия и Япония. Все настойчивее они требуют формального закрепления своего нового статуса, например включения в состав постоянных членов Совета Безопасности ООН. Но добиться этого непросто: весь мировой исторический опыт свидетельствует, что никто из бенефициаров прежнего миропорядка добровольно своих позиций не сдает. Смена глобальных правил игры всегда происходила только в результате крупных военных конфликтов. Например, венская система международных отношений, возникшая после наполеоновских войн, прекратила свое существование только с началом Первой мировой войны. Ее сменила версальско-вашингтонская, приведшая ко Второй мировой войне. Что придет взамен ялтинско-потсдамской системе и какими процессами будет сопровождаться ее слом, сегодня не рискнет ответить никто из ответственных политиков.
«Создавалось впечатление, что Сталин лучше относится к Рузвельту, чем к Черчиллю»
На что влияли и на что не могли повлиять личные отношения, сложившиеся между лидерами «большой тройки»? Об этом в интервью «Историку» размышляет завкафедрой истории и политики стран Европы и Америки МГИМО МИД России, профессор, доктор исторических наук Владимир Печатнов
– Как вы оцениваете роль личных отношений между лидерами антигитлеровской коалиции?
– Она была чрезвычайно велика, что связано с вполне объективными причинами. В годы войны концентрация власти в руках руководства оказалась высочайшей. Это касалось не только Советского Союза и Иосифа Сталина, но и союзников – США и Великобритании, Франклина Рузвельта и Уинстона Черчилля. Недаром Черчилль говорил, что «их приказу повинуется 25 млн солдат по всему свету». Не будет преувеличением сказать, что три лидера действительно вершили судьбы мира. И от того, как складывались их отношения, зависели жизни миллионов людей. Несмотря на серьезные различия в геополитических интересах государств, да и в чертах личностей самих Сталина, Рузвельта и Черчилля, им тем не менее удалось наладить отношения в рамках коалиции, и это было большим достижением. Достаточно сравнить эту ситуацию с той, что сложилась по другую сторону фронта: страны «оси», хотя и были близки по политическими режимам, так и не научились взаимодействовать друг с другом. В итоге антигитлеровская коалиция располагала не только ресурсным и политическим, но и важным организационным преимуществом перед противником.
– Если у Рузвельта не было негативного багажа в отношениях с Россией, то у Черчилля такой багаж был. На заре советской власти британский политик считался одним из главных врагов большевизма и одним из идеологов интервенции Антанты в годы гражданской войны. Как это влияло на их отношения со Сталиным?
– Действительно, с 1917 года Уинстон Черчилль был последовательным противником советского строя. Напомню его призыв – «задушить большевизм, как ребенка, в колыбели». Сталин, конечно, прекрасно понимал, с кем имеет дело и на этот счет никаких иллюзий не питал. Его отношение к Черчиллю во многом определялось этим историческим фоном.
Фото предоставлено М.Золотаревым
Но еще важнее, с моей точки зрения, разное отношение Сталина к двум странам – Великобритании и США, что обуславливало и то, как он выстраивал отношения с их лидерами. За Рузвельтом стояла огромная экономика, колоссальная военная мощь, и это делало его в глазах Сталина главным союзником на протяжении большей части войны. Великобритания же постепенно ослабевала, и потому отношения с Черчиллем не имели такого решающего значения. Сталин, особенно после Сталинграда, больше дорожил отношениями с США, с Рузвельтом, а не с Черчиллем. Этому способствовали и личные качества американского президента – обходительность, уравновешенность, которые, безусловно, выделялись на фоне ершистого, крайне эмоционального Черчилля.
– Как вы считаете, правда ли, что между Сталиным и Рузвельтом, выражаясь современным политическим языком, возникла «личная химия»? Или это скорее была игра?
– Конечно, трудно отделить политический интерес от личных симпатий или антипатий. Можно уверенно говорить лишь о том, что Сталин относился к Рузвельту с подчеркнутым уважением. Рузвельт же в контактах с советским лидером держался ровно, но при этом все, кто наблюдал их, подчеркивали, что Сталин общался с Рузвельтом как со старшим партнером, хотя тот был на два с половиной года его младше.
Вместе с тем отношения между Сталиным и Черчиллем были хотя и неровными, сложными, но в каком-то смысле и более близкими. Напомню, личных встреч у советского лидера с премьер-министром Великобритании было в два раза больше, чем с американским президентом: четыре против двух. Причем речь идет об обстоятельных встречах: помимо Тегерана и Ялты, Черчилль наносил визиты в Москву в августе 1942-го и октябре 1944-го. Да и интенсивность сталинской переписки в годы войны с Черчиллем была выше, чем с Рузвельтом. Возможно, это объясняется тем, что по европейским сюжетам (а как раз этот регион по понятным причинам занимал Сталина больше всего) он гораздо чаще и сотрудничал, и спорил именно с Черчиллем, а не с Рузвельтом, который все-таки держался в стороне от многих европейских тем. Поэтому утверждать, что отношения с Рузвельтом у Сталина были ближе, чем с Черчиллем, наверное, неправильно. Просто расхождения интересов Советского Союза и Британской империи в тот период были значительно более серьезными, чем расхождения с США, и, вероятно, в связи с этим создавалось впечатление, что Сталин лучше относится к Рузвельту, чем к Черчиллю.
– Что лежало в основе расхождений СССР с Британской империей?
– Сфера британских интересов была ближе к нашим границам – это и Балканы, и Восточная Европа, и Средиземноморье, и Турция, и Иран, который стал одним из узлов противоречий в начале холодной войны. Немудрено, что англичане к усилению влияния Советского Союза в данных регионах относились болезненнее, чем американцы, которые смотрели на все это издалека. Вот почему на протяжении большей части Второй мировой войны расхождения геополитических интересов СССР и США были менее ощутимыми, чем наши разногласия с англичанами. Как потом скажет министр иностранных дел Великобритании Эрнст Бевин: «Советский Союз терся о края Британской империи».
На Потсдамской конференции, проходившей с 17 июля по 2 августа 1945 года, США представлял новый президент Гарри Трумэн (в центре). Фото предоставлено М. Золотаревым
– Можно ли говорить, что на переговорах «большой тройки» кто-то из лидеров доминировал?
– Тут нужно каждый раз учитывать, о каком периоде идет речь. Одно дело – Тегеран-43, другое – Ялта-45. Уже в Тегеране сформировался негласный советско-американский тандем, прежде всего по вопросу открытия второго фронта. Как известно, Сталин и Рузвельт оказывали большое давление на Черчилля и в итоге добились своего: второй фронт был открыт в июне 1944 года.
Недаром Черчилль сравнивал свое положение на Тегеранской конференции с положением «маленького британского ослика», зажатого между «советским медведем» и «американским бизоном». Впрочем, здесь имел место и своего рода «оптический обман». Как сильная политическая фигура и опытнейший лидер, Черчилль заставлял Великобританию казаться сильнее, чем она была на самом деле. Но «про себя» англичане хорошо понимали, что их былая мощь постепенно уходит, перетекая к американцам и Советскому Союзу. А вместе с тем сокращалось и собственно влияние британского премьера на мировые процессы. Черчилль воспринимал это весьма болезненно…
В Ялте же, с учетом наших успехов на фронте, роль Сталина в советско-американском тандеме еще больше возросла. Он, несомненно, был лидером Ялтинской конференции – и как ее хозяин, и как хозяин положения на ключевом, Восточном фронте Второй мировой войны.
– Можно ли доверять оценкам, которые давал Черчилль личным и деловым качествам Сталина? Известны его слова о том, что Сталин переигрывал Рузвельта, что в интеллектуальном плане он был выше их всех.
– Да, Черчилль не раз хвалебно высказывался о «маршале Сталине» и в своем кругу говорил, что ему нравится иметь дело с таким великим человеком. Хотя, мне кажется, он отчасти завидовал военным успехам своего советского визави.
Однако существовала и другая крайность. В личном общении Черчилль воздерживался от прямых нападок на Сталина, но бывали моменты, когда он с бешенством реагировал на какие-то поступки советского лидера и особенно на критику с его стороны. В таких случаях громоотводом, как правило, становился советский посол в Лондоне Иван Майский.
Я думаю, Черчилль был искренен и в этом бешенстве, и в восхвалениях Сталина. Ему вообще были свойственны крайности, перепады настроения – как всякому пьющему человеку, постоянно мечущемуся от депрессии к эйфории. С одной стороны, Сталин мог вызвать у него слезы умиления комплиментами (Майский фиксировал это в своих телеграммах), а с другой – довести его до бешенства и негодования укорами и критикой (ча- сто, кстати, вполне справедливой). Так что, повторюсь, на мой взгляд, Черчилль был искренен, когда отдавал должное Сталину как выдающемуся политику. Кстати, и в годы Второй мировой, и в период холодной войны, даже в своей знаменитой фултонской речи, он не позволял себе открытых личных выпадов в адрес Сталина, называл его своим товарищем по оружию и высоко ценил его роль в войне.
– Говоря о Сталине-дипломате, обычно дают противоречивую характеристику. Как правило, отмечают, что он сумел добиться огромных успехов в создании антигитлеровской коалиции и в послевоенном переустройстве мира. Но при этом, вспоминая о его договорах с Германией лета-осени 1939 года, подчеркивают его недальновидность. Мол, договоры с Гитлером были аморальны, и к тому же они не выполнили той задачи, которую ставил Сталин, не позволили выиграть время для подготовки к войне и т. д. Как вы оцениваете Сталина-дипломата?
– И пакт с Гитлером, и война его, конечно, многому научили. Когда Гитлер в конечном счете оказался гораздо более коварным и авантюрным человеком, чем предполагал Сталин, это дало ему хороший урок. Но все-таки, с моей точки зрения, и в 1939-м Сталин действовал исходя из внешнеполитических интересов страны (разумеется, в том виде, как он их понимал в тот период), и это было для него главным.
Кстати, тот же Черчилль и публично, и в частных беседах в целом одобрительно отзывался о сталинском сговоре с Гитлером, считая его геополитическим императивом в создавшейся ситуации. Да и Рузвельт никогда не говорил, что пакт с Гитлером был ошибкой Сталина. Он просто видел, что этот пакт будет недолговечным, что рано или поздно СССР столкнется с Германией. Но в принципе они с пониманием относились к этому решению руководства Советского Союза.
Что касается войны, то почти все участники событий отмечали большое дипломатическое искусство Сталина, подчеркивали, что в ходе переговоров он был на голову выше многих своих партнеров. Мы находим это и в мемуарах англичан, которые отнюдь не были склонны преувеличивать достоинства Сталина. По их отзывам, он был основательнее подготовлен, более последовательно рассуждал, чем, скажем, Рузвельт, был лучшим стратегом и обладал большей способностью к логическому мышлению, чем импульсивный Черчилль.
Уинстон Черчилль, Гарри Трумэн и Иосиф Сталин на Потсдамской конференции. Фото предоставлено М. Золотаревым
– И это при том, что Черчилль считал себя более искушенным и более профессиональным политиком, всегда гордился тем, что всю жизнь провел в британском парламенте – кузнице политических кадров…
– Думаю, что в контактах со Сталиным опыт, приобретенный Черчиллем в британском парламенте, скорее шел ему во вред. Ведь парламентский опыт в случае с Черчиллем – это в первую очередь опыт красноречия, опыт пафосной риторики, который мало подходил для кулуарных переговоров внутри «большой тройки». А Черчилля нередко заносило на таких встречах: со своим красноречием он часто отступал от темы и говорил не по существу. У Сталина была другая школа. Он говорил очень конкретно и по-деловому: участники переговоров всегда отмечали это как его достоинство. Да и сам Черчилль признавал, что Сталин был ничуть не слабее его и Рузвельта. Кстати, Рузвельт тоже был склонен к риторике, и им такой сугубо деловой стиль советского лидера казался непривычным, иногда даже коробил их своей резкостью и прямотой.
– Весьма показательно высказывание Гарри Трумэна в 1941-м: для США было важно, чтобы либо немцы перебили русских, либо русские немцев. Можно ли говорить, что эту точку зрения разделяло большинство тогдашнего американского истеблишмента или все-таки она была маргинальной?
– Это было сказано в самом начале войны, когда СССР только вступил в нее, и в то время такое мнение было достаточно популярным. Давайте вспомним, что представляли собой в 1941 году Советский Союз и Германия с точки зрения США. Два вражеских, идеологически чуждых режима схватились между собой, и у Америки появился соблазн занять положение «третьего радующегося», наблюдающего за тем, как два противника уничтожают друг друга.
Должен отметить, что, когда цитируют эту фразу Трумэна, очень часто забывают ее вторую часть. «При всем при том я не желаю победы Германии», – добавил будущий президент США. То есть даже такой ястреб, как Трумэн, понимал, что Германия была куда более опасным врагом, чем Советский Союз. А уж Рузвельт тем более это понимал. Так что в целом в Америке мало кто сомневался в том, что СССР – это все-таки союзник, а гитлеровская Германия – смертельный враг и что нужно объединиться для победы над ним.
Хотя, конечно, точка зрения Трумэна была широко распространена. Тем более что возможности СССР в начале войны считались очень небольшими, многим казалось, что его поражение – всего лишь вопрос времени. И в таком случае не было смысла помогать Советам.
– Но ведь линия Рузвельта, направленная на выстраивание конструктивных отношений с Москвой, вызывала недовольство в правящих кругах Америки?
– Здесь тоже есть нюансы. Отметим первый период войны, когда Рузвельт принял ключевые решения о распространении ленд-лиза на СССР, об исключительном статусе советского лендлиза, когда от нас не требовали никакого подтверждения заявок, а старались просто их выполнять, веря нам, что называется, на слово. Вот тогда, особенно после Перл-Харбора, когда американцам самим понадобилось вооружение, эта позиция поддержки Советского Союза встречала сопротивление со стороны военных. Рузвельту приходилось его преодолевать.
Уинстон Черчилль в начале 1900-х годов. Фото предоставлено М. Золотаревым
Потом, когда стало ясно, что СССР перемалывает основные силы вермахта, уже трудно было возражать против помощи Красной армии в борьбе с фашизмом, которая спасала миллионы американских жизней. Наконец, уже после Сталинграда, в момент коренного перелома в войне, отношение военной верхушки, дипломатического и разведывательного сообществ США снова начало меняться. Их больше стал волновать вопрос, как далеко на запад продвинется Советский Союз в процессе окончательного разгрома Германии и какую цену запросит за решающий вклад в этот разгром. Посыпались подсказки Рузвельту, что необходимо поставить заслон победному шествию Красной армии в Европе (в том числе на Балканах) с тем, чтобы не допустить геополитического прорыва СССР. Постепенно начало нарастать скрытое сопротивление политике Рузвельта, которое к концу войны стало весьма ощутимым. Но пока Рузвельт был жив, он благодаря своему авторитету, тому, что основные рычаги власти были у него руках, часто действовал в обход государственной бюрократии и умел сдерживать это усиливающееся сопротивление, возникшее в правящих кругах США. Его смерть в апреле 1945-го спровоцировала постепенное вытеснение просоветского лобби и в этом смысле серьезно повлияла на характер советско-американских отношений.
– Есть версия, что смерть Рузвельта ускорили. Как вы относитесь к такой трактовке?
– Я не видел серьезных тому подтверждений, хотя известно, что у Сталина были сомнения по поводу официальной версии смерти президента США. Не надо забывать, что Рузвельт уже был физически изношен к концу войны, это стало заметно с 1944 года, а уж в Ялте он и вовсе был далеко не в лучшей форме. Так что Рузвельт вполне мог умереть от кровоизлияния в мозг, удивительно, как он вообще так долго держался.
– А с чем связано выдвижение в качестве вице-президента Гарри Трумэна? Считается, что Рузвельт был не в восторге от этого решения Демократической партии…
– Это было не идеальное для него решение, но оно было наименьшим из зол, поскольку предыдущий вице-президент Генри Уоллес (в 1941–1944 годах) имел репутацию человека весьма странного, даже радикального в глазах бизнеса и политической верхушки. Большое внимание кандидатуре вице-президента в ходе последних выборов Рузвельта в 1944 году уделялось как раз из-за неважного физического состояния президента. Об этом вслух не говорилось, но многие понимали, что четвертый срок он вряд ли осилит. Тот факт, кто станет вице-президентом, приобретал особое значение. Помимо Трумэна, существовали и другие, но Рузвельт сам из всех возможных вариантов выбрал все-таки его. На мой взгляд, Гарри Трумэн представлялся президенту оптимальной кандидатурой, поскольку он был прост и предсказуем и его выдвижение не вызывало серьезных разногласий. В то же время Рузвельт, видимо, считал его тем человеком, который не пустит по ветру его политическое наследие. Внешняя политика – это отдельный вопрос, но я не думаю, что в 1944-м она являлась решающим фактором. Важнее всего была сама необходимость найти замену Рузвельту – предсказуемую, надежную, приемлемую для большей части политической элиты. Поэтому Трумэн и стал вице-президентом.
– Как изменились отношения внутри «большой тройки» со сменой основных игроков?
– Это была серьезная перемена. Один из американских историков назвал Рузвельта «главной скрепой тройки». Рузвельт был в лучших отношениях со Сталиным и Черчиллем, чем они друг с другом, а экономика его страны – США – была ведущей в мире. Это делало Рузвельта ключевой фигурой. Поэтому его неожиданный уход имел глубокие последствия. Прежде всего он сдерживал антисоветскую тенденцию – с его смертью ее развитие ускорилось, и вскоре она стала доминирующей. Хотя поначалу Трумэн по инерции и под влиянием рузвельтовских советников действовал весьма осторожно в отношениях с СССР, был готов на уступки и не всегда шел на поводу у Черчилля, склоняющего его к более жесткой политике. Но в целом Трумэн, в отличие от Рузвельта, гораздо больше опирался на бюрократию, а в этой среде сохранялись сильные традиции антисоветизма, и потому они быстро оказались доминирующими.
У Трумэна не было опыта общения ни со Сталиным, ни с Черчиллем. Вообще, личная дипломатия не была его стихией. Например, он очень не хотел ехать в Потсдам, потом с удовольствием оттуда уехал, считая эту встречу «тройки» последней. Мне представляется довольно важным именно этот психологический фактор.
Иосиф Сталин постоянно получал оперативную информацию с фронтов
Сталин, Черчилль и Рузвельт – при всех антипатиях и сложностях – привыкли иметь дело друг с другом, за годы войны притерлись и знали, что можно ожидать от своих партнеров. У них была заинтересованность в сохранении этого формата, ситуации, когда обо всем можно договориться. Сталин не случайно сказал в Ялте: «Пока все мы живы, нам нечего бояться, мы не допустим опасных расхождений между нами». Может, это было произнесено отчасти для красного словца, но все же, я уверен, личный фактор имел большое значение.
У Трумэна же не было ни опыта личной дипломатии, ни вкуса к ней, что заставляло его чувствовать себя новичком рядом с такими тяжеловесами. Это не настраивало его на поддержание каких-либо конструктивных отношений со Сталиным. Он ощущал внутреннее превосходство советского лидера, особенно в Потсдаме, об этом сохранились записи в его дневнике. Поэтому, я считаю, приход Трумэна и ускорил наступление холодов в советско-американских отношениях. Но он не был их первопричиной, поскольку к тому времени расхождение интересов двух стран все больше и больше усиливалось.
– То есть, даже если бы лидеры «большой тройки» остались теми же, что и в годы войны, накапливающиеся противоречия между странами-победителями все равно не дали бы сохраниться тому духу союзничества, который возник во время Второй мировой?
– Думаю,что в целом этот поворот был неизбежен. Общий враг побежден, и на первое место вышли разные представления трех стран как о безопасности, так и о собственных национальных интересах. Разумеется, поворот мог принять иные формы, более мягкие, компромиссные. Но, по сути, этот путь был неизбежен в той степени, в какой неизбежность вообще существует в истории.
– А что стало точкой невозврата, гранью, после прохождения которой процесс сотрудничества завершился и начался бесповоротный путь к холодной войне?
– Одну такую точку найти сложно, поскольку процесс был разноскоростным в разных сферах. Если говорить о военном сотрудничестве, то понятно, что с окончанием боевых действий против общих врагов необходимость в совместной стратегии отпала. Интересно, что американские военные планировали, что к осени 1945-го Советский Союз станет основным противником США, а британский Генштаб по указанию Черчилля уже в мае 1945-го рассматривал вариант войны с СССР (операция «Немыслимое»). В торгово-экономических отношениях инерция была сильнее: у Сталина вплоть до 1946 года сохранялась надежда получить от американцев выгодный заем на послевоенное восстановление. Но США водили нас за нос в этом вопросе. По инерции продолжались и какие-то контакты в сфере культуры: напомню, что глушение западных радиостанций в СССР началось только в 1947-м. Так что в разных областях этот процесс развивался с разными скоростями и одну точку невозврата, повторюсь, назвать очень трудно.
Мне кажется, что гораздо больше изменилась политика Запада в отношении СССР, чем политика Сталина в отношении Запада. Здесь, наверное, поворотными стали зима-весна 1946 года, когда появилась «длинная телеграмма» Джорджа Кеннана, в которой он излагал суть будущей стратегии «сдерживания» СССР, когда прозвучала фултонская речь Черчилля и военное планирование западных союзников перешло в ярко выраженное антисоветское русло. Вероятно, именно тогда в американской и британской политике произошел этот решающий сдвиг. А после запуска плана Маршалла назад дороги уже не было…
Ровно 69 лет назад открылась Ялтинская (Крымская) конференция союзных держав: СССР, США и Великобритании, посвящённая установлению послевоенного мирового порядка. Встреча лидеров "Большой тройки" проходила в Ливадийском (Белом) дворце в Ялте с 4 по 11 февраля 1945 года.
Этому событию я и посвящаю данную фотоподборку.
1. Черчилль, Рузвельт и Сталин на Ялтинской конференции.
2. Вывешивание флагов СССР, США и Великобритании перед началом Ялтинской конференции.
3. Аэродром Саки близ Симферополя. В.М. Молотов и А.Я. Вышинский встречают самолет премьер-министра Великобритании У. Черчилля.
4. Премьер-министр Великобритании У.Черчилль, прибывший на Ялтинскую конференцию, у трапа самолета.
5. Премьер-министр Великобритании У.Черчилль, прибывший на Ялтинскую конференцию, на аэродроме.
6. Премьер-министр Великобритании У.Черчилль, прибывший на Ялтинскую конференцию, на аэродроме.
7. Проход по летному полю: В.М.Молотов, У.Черчилль, Э.Стеттиниус. На втором плане: переводчик В.Н.Павлов, Ф.Т.Гусев, адмирал Н.Г.Кузнецов и другие.
8. Ливадийский дворец, где проходила Ялтинская конференция.
9. Встреча на аэродроме Президента США Ф.Д.Рузвельта, прибывшего на Ялтинскую конференцию.
10. Ф.Д.Рузвельт и У.Черчилль.
11. Встреча на аэродроме Президента США Ф.Д.Рузвельта, прибывшего на Крымскую конференцию. Среди присутствующих: Н.Г.Кузнецов, В.М.Молотов, А.А.Громыко, У.Черчилль и др.
12. Стеттиниус, В.М.Молотов, У.Черчилль и Ф.Рузвельт на аэродроме Саки.
13. Прибытие президента США Ф. Рузвельта. В.М. Молотов беседует с Ф. Рузвельтом. Присутствуют: А.Я. Вышинский, Э. Стеттиниус, У. Черчилль и другие.
14. Беседа госсекретаря США Э.Стеттиниуса с наркомом иностранных дел СССР В.М.Молотовым.
15. Беседа В.М. Молотова с генералом Дж.Маршаллом. Присутствуют: переводчик В.Н.Павлов, Ф.Т.Гусев, А.Я.Вышинский и другие.
16. Встреча на аэродроме Президента США Ф.Д.Рузвельта, прибывшего на Ялтинскую конференцию. Среди присутствующих: В.М.Молотов, У.Черчилль, А.А.Громыко (слева направо) и др.
17. Смотр почетного караула: В.М. Молотов, У. Черчилль, Ф. Рузвельт и другие.
18. Проход почетного караула перед участниками Крымской конференции: президент США Ф. Рузвельт, премьер-министр Великобритании У. Черчилль, нарком иностранных дел СССР В. Молотов, госсекретарь США Э. Стеттиниус, зам. наркома иностранных дел А.Я. Вышинский и другие.
19. В.М.Молотов и Э.Стеттениус направляются в зал заседаний.
20. Перед началом заседания Крымской конференции. Нарком иностранных дел В.М.Молотов, министр иностранных дел А.Иден и госсекретарь США Э.Стеттиниус в Ливадийском дворце.
21. Премьер-министр Великобритании У.Черчилль и госсекретарь США Э.Стеттиниус.
22. Глава Советского правительства И.В. Сталин и Премьер-министр Великобритании У.Черчилль во дворце в дни работы Ялтинской конференции.
23. Премьер-министр Великобритании У.Черчилль.
24. Военные советники СССР на Ялтинской конференции. В центре - генерал армии А.И.Антонов (1-ый зам. начальника Генштаба РККА). Слева направо: адмирал С.Г.Кучеров (начальник штаба ВМФ), адмирал флота Н.Г.Кузнецов (главком ВМФ), маршалы авиации С.А.Худяков (зам. главкома ВВС) и Ф.Я.Фалалеев (начальник штаба ВВС).
25. Дочь Премьер-министра Великобритании У. Черчилля г-жа Оливер (слева) и дочь Президента США Ф.Д. Рузвельта г-жа Беттигер в Ливадийском дворце в дни работы Ялтинской конференции.
26. Беседа И.В.Сталина с У.Черчиллем. Присутствуют: В.М.Молотов, А.Иден.
27. Ялтинская конференция 1945 г. Заседание министров иностранных дел. Ливадийский дворец. Присутствуют: В.М.Молотов, А.А.Громыко, А.Иден, Э.Стеттиниус.
28. Беседа У.Черчилля с И.В.Сталиным в галерее Ливадийского дворца.
29. Подписание протокола Ялтинской конференции. За столом (слева направо): Э.Стеттиниус, В.М.Молотов и А.Иден.
30. Нарком иностранных дел СССР В.М.Молотов подписывает документы Ялтинской конференции. Слева Госсекретарь США Э.Стеттиниус.
31. Маршал Советского Союза, председатель СНК СССР и председатель ГКО СССР Иосиф Виссарионович Сталин, президент США Франклин Рузвельт и премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль за столом переговоров на ялтинской конференции.
На фотографии сидит справа от И.В. Сталина заместитель народного комиссара иностранных дел СССР Иван Михайлович Майский, второй справа от И.В. Сталина — посол СССР в США Андрей Андреевич Громыко, первый слева — Нарком иностранных дел СССР Вячеслав Михайлович Молотов (1890—1986), второй слева — первый заместитель Наркома Иностранных дел СССР Андрей Януарьевич Вышинский (1883—1954). Справа от У.Черчилля сидит министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден. Сидит по правую руку от Ф.Д. Рузвельта (на фото слева от Рузвельта) — государственный секретарь США — Эдуард Рейли Стеттиниус. Сидит вторым по правую руку от Ф.Д. Рузвельта (на фото вторым слева от Рузвельта) — начальник штаба президента США — адмирал Уильям Дэниэл Лехи (Леги).
32. У. Черчилль и Э. Иден входят в Ливадийский дворец в Ялте.
33. Президент США Франклин Рузвельт (Franklin D. Roosevelt, 1882—1945) разговаривает с Наркомом иностранных дел СССР Вячеславом Михайловичем Молотовым (1890—1986) на аэродроме Саки в окрестностях Ялты. На втором плане третий слева — Нарком ВМФ СССР адмирал флота Николай Герасимович Кузнецов (1904—1974).
34. Черчилль, Рузвельт и Сталин на Ялтинской конференции.
35. Нарком иностранных дел СССР Вячеслав Михайлович Молотов (1890—1986) пожимает руку советнику президента США Гарри Гопкинсу (Harry Lloyd Hopkins, 1890-1946) на аэродроме Саки перед началом Ялтинской конференции.
36. Черчилль, Рузвельт и Сталин на Ялтинской конференции.
37. Маршал Советского Союза, председатель СНК СССР и председатель ГКО СССР Иосиф Виссарионович Сталин, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль (Winston Churchill, 1874—1965) и президент США Франклин Рузвельт (Franklin D. Roosevelt, 1882—1945) на банкете во время Ялтинской конференции.
38. В.М. Молотов, У. Черчилль и Ф. Рузвельт приветствуют советских солдат на аэродроме Саки.
39. И.В. Сталин на переговорах с президентом США Ф. Рузвельтом во время Ялтинской конференции.
40. И.В. Сталин выходит из Ливадийского дворца во время Ялтинской конференции. Справа за спиной И.В. Сталина — первый заместитель начальника 6-го управления наркомата госбезопасности СССР генерал-лейтенант Николай Сидорович Власик (1896—1967).
41. В.М. Молотов, У. Черчилль и Ф. Рузвельт обходят строй советских солдат на аэродроме Саки.
42. Советские, американские и британские дипломаты во время Ялтинской конференции.
На фото 2-й слева - первый заместитель Наркома Иностранных дел СССР Андрей Януарьевич Вышинский (1883—1954), 4-й слева — Посол США в СССР Аверелл Гарриман (William Averell Harriman, 1891—1986), 5-й слева - Нарком иностранных дел СССР Вячеслав Михайлович Молотов (1890—1986), 6-й слева — министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден (Robert Anthony Eden, 1897—1977), 7-й слева - государственный секретарь США Эдвард Стеттиниус (Edward Reilly Stettinius, 1900—1949), 8-й слева - заместитель министра иностранных дел Великобритании Александр Кадоган (Alexander George Montagu Cadogan, 1884—1968).
В древности германцы жили на побережье Балтийского моря. Скандинавском и Ютландском полуостровах. Но затем из-за ухудшения климата стали переселяться в южном направлении. В первые века нашей эры германцы занимали земли между реками Рейн, Одер и Дунай. Из сочинений римского историка Тацита мы узнаем о том, как они жили.
Селились германцы у опушек лесов и по берегам рек. Свои деревни они со временем стали окружать валом и рвом. Германцы разводили скот, а позднее освоили и земледелие. Они также занимались охотой, рыбной ловлей и собирательством. Германцы умели плавить железо и ковать из него орудия труда и оружие. Ремесленники делали повозки, лодки и корабли. Гончары изготавливали посуду. Германцы издавна торговали с римлянами.
Жили германцы семьями. Семьи образовывали род. Несколько родов объединялись в племя, а племена - в племенные союзы. Все члены племени были свободными людьми, равными между собой. Во время войны все мужчины племени, способные воевать, составляли народное ополчение.
Управляло племенем первоначально народное собрание, в которое входили все взрослые мужчины племени. По зову старейшин они собирались, чтобы решить, объявлять ли войну, заключать ли мир, кого выбрать военным вождем, как рассудить спор между родственниками. Но затем у германцев выделилась знать - герцоги: старейшины родов и военные вожди, которые стали играть главную роль на народных собраниях. Они жили в укрепленных усадьбах, имели больше скота и пахотных земель, забирали себе большую часть военной добычи.
Знатные люди набирали постоянные военные отряды - дружины. Дружинники приносили вождю клятву верности и обязаны были сражаться за него не щадя жизни. Опытные и умелые воины, германцы часто совершали набеги на Римскую империю. Военная добыча увеличивала богатство знати, использовавшей труд пленников-рабов. У раба был свой участок земли, часть урожая с которого он отдавал господину.
С конца IV в. началось Великое переселение народов. Целые германские племена снимались с насиженных мест и отправлялись завоевывать новые земли. Толчком к переселению стало вторжение из глубин Азии кочевников-гуннов. Под предводительством вождя Аттилы гунны в середине V в. опустошили Европу и двинулись на Галлию.
В 378 г. около города Адрианополя римская армия, которую возглавлял сам император Валент, была полностью уничтожена вестготами, одним из германских племен. Империя так и не смогла оправиться после этого поражения.
Ослабевшему Риму становилось все труднее сдерживать натиск варваров: население империи было истощено поборами чиновников и государственными налогами. Ремесло, торговля, все хозяйство Римской империи постепенно приходили в упадок. Для защиты своих границ римляне стали прибегать
к услугам наемников - тех же германцев. Но надежда на них была плохая. В 410 г. Рим был взят вождем вестготов Аларихом. Правда, в 451 г. в битве на Каталаунских полях римлянам и их союзникам удалось разгромить войско гуннского вождя Аттилы. Однако это уже не могло спасти империю. В 476 г. в результате мятежа, поднятого римским военачальником варваром Одоакром, Западная Римская империя пала.
К началу VI в. германцы расселились по всей территории Западной Римской империи: в Северной Африке - вандалы, в Испании - вестготы, в Италии -- остготы, в Галлии - франки, в Британии - англы и саксы и основали на этих землях свои государства.